Почему ты решила стать художницей? Какая у тебя история?
Я не помню, было ли это обдуманным решением с моей стороны, или это было просто следствием слабого желания делать что-либо другое. Когда мне было около 6-7 лет, я на протяжении нескольких дней сомневалась в том, действительно ли я хочу стать художницей, и думала о том, чтобы стать обыкновенной пастушкой, но затем я приняла твёрдое решение и не стала его менять. В классической манере я все-таки связала себя со школой искусств в Брюсселе, а затем переехала в Париж. Неожиданно, этот мрачный город очень быстро стал оказывать на меня положительное воздействие. Будучи художником, я воспринимаю то, как мы строим себя с точки зрения нашего эмоционального, эстетического и интеллектуального приключения по жизни гораздо более важным чем конкретные биографические факты. Создание искусства означает, что воображение становится фактом, осязаемой реальностью вне нашей головы. Меня не интересует фетишизация биографического факта как утверждения, как «доказательства» чего-либо. Реальность опыта всё равно будет всегда будет оказывать влияние на работу.
Похоже, твои работы сходны с найденным объектом. Содержится ли в этом какое-то послание относительно экологии? Возможно, это исследование идей переработки и повторного использования вещей в искусстве? Или есть какая-то другая причина, по которой ты используешь в том числе предметы, которые были выброшены?
Речь идет о моем состоянии жизни в городе. Искусство с сообщением — это как рэп с сообщением, это так бесполезно и скучно. Материя должна говорить сама за себя. Я не выискиваю материалы конкретно среди мусора, а, скорее, просто беру то, что нахожу поблизости, что дёшево и легко, — такие вещи, которые можно быстро привезти домой и над которыми было бы просто работать. Здесь для меня главную роль играет интуиция. Облегчение некоторых частей творческого процесса позволяет глубже в него погружаться, уделяя больше времени тому, что для меня наиболее интересно.
Не могла бы ты рассказать о форме созданных тобою скульптур… Иногда они напоминают птиц, цветы, ангелов. Это метафора экосистемы? Черпаешь ли ты вдохновение из мифологии и её образов?
Меня привлекает непосредственность фигуративности, способ не уклоняться от темы. Внутри этого образного аспекта я создаю пузырьки абстракции. Это всегда путешествие туда и обратно между тем, что я хочу и тем что, наконец, возникает, где формы приходят как следствие, не как предопределенные цели; они должны быть своего рода трамплином для воображения.
Ты не опасаешься, что твоё искусство, будучи «трамплином для воображения» оставляет слишком много свободы для интерпретации зрителями?
Нет, конечно, это их проблема, а не моя. Чем больше свободы они принимают в своих интерпретациях, тем больше я счастлива. Это баллада, неявный пакт, ничего о намерениях, педагогике или послании, предоставление людям свободы интерпретации было бы самым счастливым последствием для меня.
Как бы ты могла описать то, как жизнь в городе влияет на твой творческий процесс?
На данный момент я живу в Пантине, пригороде Парижа. Я не могу отделить контекст моей жизни от процесса создания искусства, так что, конечно, на него влияет то, где он происходит, но если бы я жила в другом городе, изменило ли бы это мою работу коренным образом? Не думаю.
Художник — бегун на длинные дистанции без финишной черты, и его сердечная система должна быть сильнее мозга. Я бы также сравнила его с маленькой крадущейся мышью с её 500 ударами сердца в минуту. Частью работы также является укрощение паники и обретение союзников в различных сферах. Это странное парадоксальное упражнение — концентрироваться на мечтах, на снах, потому что если дисциплина слишком строгая, они исчезают, а если слишком вялая, они тоже не проявляются, растворяясь в других жизненных проблемах. Дисциплина — эластичность взгляда, его выносливость, его пористость. Речь идет о том, чтобы заметить то, что обычно остается незамеченным, и переосмыслить обычные связи с реальностью. Конечно, трудный вопрос заключается в том, как освободить время для такой мечтательности.
Ты помнишь свою первую персональную выставку?
Она прошла в рамках межштатного проекта три года назад в Нью-Йорке. В основном тот же процесс, который я использую сейчас, смесь скульптуры и рисунка. Она была посвящена хандре повседневности. Я пробыла в Бруклине один зимний месяц, и это был довольно напряжённый опыт. Я спала на раскладушке под одной из скульптур Минди Роуз Шварц (Mindy Rose Schwartz). За это время я встретила много художников, таких как Илья Смирнов (Ilya Smirnov), Грегори Калличе (Gregory Kalliche) и Адам Мартин (Adam Martin).
Что вдохновляет тебя в данный момент?
Я на самом деле могу получить вдохновение от всего, и нет никакого особого источника, из которого я черпаю вдохновение. Чем необычнее источник вдохновения, тем больше у него потенциала. В последнее время я много слушаю разных молодых французских музыкантов в стиле трэп, таких как Bitsu и Realo. Я также слушаю народную музыку старой школы Вика Чеснутта (Vic Chesnutt), друга Марка Линкуса (Mark Linkous), — Вик покончил жизнь самоубийством на Рождество 2009 года, а Марк, тоже музыкант, незадолго после него, в марте 2010 г. Мне никогда не надоедает слушать Death in June или бельгийского исполнителя Ssaliva из Брюсселя. Что касается визуальной среды: Греко, Пол Тек, Кэрол Рама, Август Сандер, Дора Будор, Puppies Puppies, Амалия Ульман, Макс Хупер Шнайдер, Кроненберг… (Greco, Paul Thek, Carol Rama, August Sander, Dora Budor, Puppies Puppies, Amalia Ulman, Max Hooper Schneider, Cronenberg) Все может быть вдохновляющим, особенно когда и где вы меньше всего подозреваете. У нас нет других глаз для восприятия предметов искусства, мы смотрим на них теми же глазами, что и на повседневную жизнь. Главный вопрос — как ты смотришь на вещи и какие отношения ты хочешь установить с другими людьми. Изучение таких эмоций как искренность, упорство и неизбежный стыд, может дать интересные результаты.
С чего ты начинаешь новый проект или произведение?
Существует множество вещей, которые подталкивают меня к началу процесса создания. В центре процесса не обязательно интеллект, или сумасшествие, а скорее тривиальные эксперименты и обычное любопытство, а также импульсивная потребность соединять некоторые элементы. Музыка или различные звуки могут быть мощными факторами влияния. Попытка перевести в визуальную форму те эффекты, которые создают какие-либо звуки, будь то музыка или шум, является приятным упражнением. Я не следую строгим планам, речь идет о загадке или игре, которую я пытаюсь создать.
Над каким проектом или произведением искусства тебе было особенно трудно работать?
Все они были сложными, но ни один не выделялся особенным образом. Я не против таких работ, если им удается открыть дверь которая приведет меня к чему то новому в процессе создания. Эти работы рождаются от нерешительности и недееспособности. Я стараюсь не быть неблагодарной из-за плохих детищ. Каждое произведение — это диалог между художником и обществом. Большей проблемой является экономика, сопровождаемая отсутствием солидарности и социального конформизма, который очень присутствует в этом искусстве и который на самом деле не пропорционален страсти, интеллектуальному соучастию или искренности, любопытству и доброжелательности, которые, будем надеяться, также существуют здесь. Потому что это то место где мы должны задержаться.
Над каким проектом ты сейчас работаешь?
Я буду продолжать то, что я начала в Le jardin, la zone в Gennevillier с моей идеей периферийных неустойчивых и немного фантастических пространств. Может быть, думаю о городской версии кухни, следуя логике «Дом кого-то, кого не существует». Мне никогда не нравилось много рассказывать о том, над чем я работаю, потому что я хочу сохранить возможность сделать поворот на 90° в своей программе в любой момент. Сейчас мы ограничены нашими жилыми помещениями, поэтому самый большой проект — попытаться не слишком беспокоиться, так же, как и для миллиардов других людей, так как все мы уязвимы в этой крайне нестабильной ситуации, созданной COVID-19. Как и многие другие, я читаю, в частности, «Мартин Иден» Джека Лондона, красивую книгу о том, как молодой пролетарий влюбляется в шикарную леди. Между публичной библиотекой и ненадежной работой, в борьбе за то, чтобы зарабатывать на жизнь, его яростное упорство приводит его к тому, что он берётся за перо начинает писать. Он постепенно разочаровывается в «возвышенном царстве» высшего класса, становясь тревожным и безвкусным. Тем не менее, благодаря необыкновенной движущей силе в жизни Мартина Идена, который хочет съесть мир, он создает совсем другую крепость, более подвижную и мерцающую: письменное слово.
