
Почему ты стала кураторкой?
Мне потребовалось много времени, чтобы понять, это то, чем я хочу заниматься. Я поступила в Школу дизайна Парсонс в Нью-Йорке, чтобы изучать изобразительное искусство, и после первого семестра чувствовала себя расстроенной, поэтому поменяла специальность. Не думаю, что школа, действительно, знала, что делать с учащимися, которые хотели работать в искусстве. Программа обучения подталкивала студентов в сторону аукционных домов или художественных ярмарок, где всё сосредотачивалось исключительно на покупке и продаже предметов искусства, что меня вообще не интересовало. Я хотела работать с живыми художниками, а не быть частью театра, где главными актерами были богатые люди и их советники. Я никогда не брала уроки кураторства и даже не знала, что такое куратор, пока не переехала в Прагу в 2012 году. Там я начала стажировку в качестве куратора MeetFactory и мне это очень понравилось. Помню свой кураторский опыт в галерее “Костка” в MeetFactory в 2014 году, как чувствовала себя совершенно напуганной от того, что нужно выставить свою работу и свое имя на суд общественности. Тогда я поняла, что это будет для меня поворотным моментом. Я живу для того, чтобы работать с художниками, знакомиться с ними и поддерживать их практику всеми возможными способами. В каком-то смысле, кураторство – это повод работать с людьми, которыми я восхищаюсь. Первые несколько лет я курировала только персональные выставки, потому что мне очень нравилось играть эту вспомогательную роль. С тех пор я расширила свою деятельность до других форматов, но, в конечном счете, предоставление платформы и участие в системе поддержки молодых современных художников является движущей силой всего, чем я занимаюсь.

У тебя огромный список выставочных проектов. Речь идет о более чем 10 проектах за год. Как ты это делаешь? Кураторская практика оставляет тебе время для себя?
В 2017 году я решила оставить сторонние заработки и работать только над своими независимыми проектами. С точки зрения производительности, я руководствуюсь принципом “все или ничего”, так что в течение последних нескольких лет я просто делала как можно больше, и, в целом, до сих пор нормально справлялась с работой в таком режиме, хотя иногда и бывала перегружена ею. Это довольно тяжело, но я стараюсь делать так, чтобы всё получалось, как можно лучше. Очевидно, что быть фрилансером – занятие не для всех. Я стараюсь как можно более ответственно планировать свой рабочий график, но всё равно приходится нести большую нагрузку в погоне за бо́льшими гонорарами. В таких условиях живёшь в постоянном состоянии финансовой нестабильности. Индустрия искусства настолько непостоянна, что трудно сказать “нет” проектам, которые могут быть не столь интересны, из страха, что вообще работы не будет. Знаю, что не только я беспокоилась о том, что меня никогда больше не пригласят на выставку, и поэтому соглашалась на дрянные условия. Но впервые за последнее время я отстранилась от довольно большого и амбициозного выставочного проекта, над которым я уже начала работать с другим куратором (и который всё равно произойдет без меня). Предложенный гонорар был абсурдно низким и совсем не отражал объема работы, которую я бы выполняла в течение полутора или более лет. Эта ситуация совсем не уникальна, на самом деле это распространённая практика. Я просто подумала: “ладно, пора бы мне перестать делать это с собой – соглашаясь на оплату за работу меньше, чем того она стоит”, так что я ушла. Это заняло некоторое время, но я работаю над тем, чтобы принимать правильные решения и больше отстаивать свои требования к лучшим условиям труда.


Следуя твоим словам об отказе от работы над большими проектами, где не ценят твою вовлеченность, не кажется ли тебе, что искусство делится на два мира: люди с идеями и люди с ресурсами? Можно ли найти беспроигрышную ситуацию и для тех, и для других?
Да, именно такое положение дел царит во многих областях. Мои друзья и я все время об этом говорим. Трудно представить себе взаимно выигрышную ситуацию, если система, в которой мы живем, и в которой создается искусство, останется прежней. Я согласна с Анной Хачиян, которая писала, что «пока искусство остается престижной экономикой свободного рынка – блестящей ракушкой на борту судна мировых финансов – оно не может быть эффективным инструментом политических изменений». Это была бы “победа”, если бы средства к существованию искусства и художников не были полностью зависимы от рынка, а искусство не считалось бы либо бесполезным, либо предметом роскоши без каких-либо промежуточных положений. Но до тех пор, пока не произойдет революция в этой области, я думаю, что самое большее, что мы можем сделать на личном уровне, это попытаться быть строителями сообщества и поддерживать друг друга любыми возможными способами.
Какой самый трудный проект ты когда-либо курировала?
Многие проекты, которые я делаю, и тексты, которые пишу для выставок, являются действительно личными, так что со временем я чувствую себя смущённой от этого, но постепенно просто смирилась. Я бы сказала, что перечитывание нескольких моих первых кураторских текстов сегодня может заставить меня поёжиться от стыда, потому что тогда я еще не нашла свой голос. Когда только начала писать, я много полагалась на философов, чтобы поддержать свою позицию. Я слишком много цитировала Жиля Делёза и Ролана Барта (очень надеюсь, что эти тексты не опубликованы нигде в интернете), потому что не думала, что то, что я хотела сказать об искусстве, имело какую-либо значимость, и что никто другой тоже не будет так считать. Вначале я давила на себя, чтобы быть действительно серьезной и даже формалистичной. Поначалу мои работы встречали в Праге большое сопротивление со стороны авторитетных кураторов и художников, которые смеялись надо мной или пытались отмахнуться от меня, как от глупой и слишком молодой. Я пережила много сексизма на пражской сцене. Так что мне нужно было многое доказать, и я не была уверена в себе – это давало о себе знать и в текстах. Но вскоре мне надоело писать типичные формалистские тексты о выставках на международном для художественной среды английском языке, которые до сих пор встречаются повсеместно. Я начала экспериментировать с форматами, такими как стихи и записи в журналах, песни и т.д., и некоторые из этих первых работ были откровенно хреновыми, странными и неуклюжими. Но художники всегда были довольны этими работами, и это было для меня самым главным. Получение положительных отзывов от художников очень помогает и поддерживает меня.


Любимые темы в искусстве и художники?
За прошедший год я встретилась со многими художниками, чья работа является, в некотором роде, формой заботы или терапии для них самих и их зрителей. Я познакомилась с работами художников, которые не боятся открыться и позволить своей уязвимости проявиться, и это, действительно, освежает, потому что в мире искусства есть много притворства и лицемерия. Я курировала две выставки в Берлине, основанные на понятии эмпатии, и пока не считаю, что закончила исследовать эту тему. Что, действительно, резонирует со мной, так это то, что работа художников довольно личная, и в этом для них нет стыда. Конечно, это не должно быть совершенно личным. Что касается темы “заботы”, то на данный момент я очень ценю работу Лорин Юден, Марена Карлсона, Шароны Франклин, и Анны Сламы и Марека Делонг. Кроме того, я ценю, когда вижу искусство, которое существует в совершенно иной реальности, чем моя собственная, и художник создал настолько убедительную параллельную вселенную, что можно заблудиться в ней и выйти из нее другим человеком. Меня словно затягивает такое окружение. Например, работа Ребекки Экройд выделяется для меня. Посещение ее сольного шоу в Peres Projects в Берлине в прошлом году произвело на меня весьма меланхолический, леденящий душу эффект, от которого я до сих пор не могу избавиться. А это случается довольно редко.
Какое-то время смерть и идея имманентности присутствовали во многих работах, которые я выпускала. “Кладбище домашних животных” (Pet Cemetery) было выставкой, которая, наверное, самым непосредственным образом с этим связана. Но я стараюсь не посвящать каждую выставку теме смерти. Меня также интересует, что побуждает людей действовать с сопереживанием или солидарностью по отношению друг к другу. Затем, в последнее время, я исследовала тему общения, отношений между людьми и животными. На некоторое время я очень увлеклась работой Анни Пуолакки. Она часто говорит с не-человеческой точки зрения, сосредотачиваясь на жизни домашних животных, таких как кошки, лошади и коровы.
Я должна упомянуть Бора Акинцитюрк и Вилле Каллио, с которыми работала несколько раз, которые обладают невероятным чувством юмора. Мне нравится видеть, как настоящее время возводится в самую экстремальную или абсурдно-ужасающую форму, что, как мне кажется, они оба фантастическим образом делают в своих работах.


Как ты находишь художников, особенно тех, с которыми, как ты сказала, ты ощущаешь резонанс?
Через рекомендации, посещения студий, арт-блоги, художественные ярмарки, Instagram, посещение выставок и университетов, беседы с людьми. Разными путями.
Ты несколько раз упоминаешь животных в качестве темы, представляющей интерес для твоих проектов. Почему это так? Откуда возник этот интерес?
Я с детства всегда любила животных и чувствовала свою близость с ними. Многое из того, что я пишу, включает в себя отношения между животными и людьми, трансформации из животных в людей, и наоборот. Есть какое-то заземление, которое происходит, когда вы проводите время с животными, а не с людьми, и я хочу исследовать это больше, хочу быть в состоянии понимать, что происходит с иной точки зрения, нежели моя собственная, человеческая. Животные изображались в искусстве столькими разными способами на протяжении веков – в виде символизма или элементов повествования, но сейчас я чувствую, что понятие сознания животных вполне распространено в современном искусстве, и мне хотелось бы посвятить этому некоторое время как своего рода способу потенциально воздать должное животным, держа их в более высоком отношении, придавая им свободу действий и внимание, и т.д.


Как ты находишь поддержку для новых проектов (финансовую, техническую)?
Эти вещи очень сильно варьируются в зависимости от того пространства/контекста, в котором будут проходить выставки. Я работала с коммерческими галереями, институциями, независимыми пространствами, проектными пространствами — в самых разных условиях финансовой и организационной поддержки. Большая часть выставочных проектов, которые я курировала, была выполнена без какого-либо бюджета. Конечно, это означает, что значительная часть ресурсов и поддержки поступает непосредственно от выставляющихся художников и от меня самой, а не от пространства. Я не думаю, что хорошо делать так слишком часто. Это правда, что без какого-либо бюджета человек имеет больше свободы для экспериментов с идеями и меньше давления сверху, но он также может чувствовать себя чрезмерно эксплуатирующим собственные силы и это может стать немного похожим на безответную любовную связь, если не будет баланса. Другой независимый куратор, Майя Рудовска, однажды сказала мне, что правильно сбалансировать эти разнообразные проекты – финансируемые и нефинансируемые – действительно, важно, и я стараюсь помнить об этом, когда строю планы на будущее.
Как можно описать ситуацию современного искусства в Праге? Каковы ее особенности?
Быть в Праге всегда было интересно, потому что арт-сцена постоянно меняется. Я чувствую себя благодарной за то, что переехала в Чехию тогда, когда я это сделала, потому что была непосредственным свидетелем вторжения и последующего влияния пост-интернет искусства, которое быстро просочилось в арт сцену, которая, по моему мнению, в начале 2010-х годов все еще застряла на минимализме и концептуальном искусстве и воспринимала их как некий стандарт. Я чувствую, что это движение открыло шлюзы, и теперь у художников появилось больше места для экспериментов и игр с правилами, материалами, эстетикой и т.д. Сцена маленькая, и все знают друг друга, так что иногда это раздражает, но она также очень серьезна в том смысле, который я ценю. Иногда я скучаю по Праге, потому что Берлин может быть ошеломляюще безразличным, когда все всё уже видели, что бы им не предложили, и поэтому зачастую сложнее получить какую-либо реакцию, обратную связь от людей.


У тебя есть профессиональная мечта?
Если у меня когда-нибудь будет больше финансовых ресурсов, я хотела бы иметь возможность более ощутимым образом воздать должное обществу, в котором я выросла на профессиональном уровне (в Праге). В конечном счете, я хотела бы заставить себя писать гораздо больше, не только в контексте выставок, и, возможно, используя более длинные форматы.
Если молодой куратор спросит тебя, что делать, чтобы начать свою собственную практику, что бы ты посоветовала?
Я многому научилась методом проб и ошибок, поэтому я бы предложила то же самое всем, кто хочет начать курировать проекты. Ходите на выставки, встречайтесь с художниками, читайте как можно больше. Попробуйте создать сеть или найти сообщество. Относитесь к людям и себе с уважением. Это действительно очень важно. Если вы хотите курировать выставки, начните обращаться к людям и выставочным пространствам. Нужны инициатива и терпение, а также просто твердая преданность делу, что очевидно.

Как ты отдыхаешь от искусства? Есть ли что-то особенное, чем ты занимаешься в свободное время?
Однажды я была на свидании, и человек сказал мне, что всё, о чем я говорю, это искусство, так что теперь я стараюсь чаще отдавать себе в этом отчёт. У меня есть фазы интенсивности, а затем периоды отдыха, где я фокусируюсь на таких вещах, как музыка, фильмы, книги, или просто более остро обращаю внимание на то, что происходит вокруг меня и моего сообщества. Но нет никакой формы чистого побега от искусства. Все, что я воспринимаю и о чём я размышляю во время отдыха, обычно становится темами выставок, поэтому все, чем я занимаюсь, неразрывно связано между собой.
Твои будущие проекты?
В этом году я более тесно работаю с художниками в контексте персональных выставок и даю себе небольшой перерыв от групповых выставок. Я в последнее время исследовала тему сознания животных и их общения, так что одна из будущих групповых выставок обязательно будет посвящена этим аспектам.
