Почему ты решил стать художником?
Когда я был школьником, я плохо учился. Будучи охваченным страстями юности, мне приходилось подавлять проявления глубоких стремлений своей личности. Знаки жизни заставили меня осознать, что я должен считаться со своей чувствительностью. Из-за суеверий по поводу предсказаний Майя (которые предрекали конец света в 2012 году) я хотел вести жизнь, более соответствующую моей природе. Я переориентировался на фотографию, а затем вернулся в школу изящных искусств в Дижоне. Начал ездить в Сенегал, Бенин, Алжир, где участвовал в мероприятиях духовного и культурного характера. На четвертом курсе в Школе изящных искусств в Нанте у меня возникла идея пробудить историю статуй через отливку. Потом всё пошло очень быстро. Меня пригласили в арт-резиденцию в Бенине. Я начал курировать выставки и получать призы. Встретил настоящих друзей, с которыми мы создали «Ле Коллектив», который придерживается модели передвижных выставок в заброшенных местах, при этом участвует в европейских художественных ярмарках. В настоящее время я работаю в тесном сотрудничестве с другом и покровителем, который создал дарственный фонд KATAPULT. Также я начинаю сотрудничество с учеными из Института Френеля (CNRS). Специалисты по оптическим тонким пленкам экспериментируют с колориметрическими эффектами под моим руководством и работают с технологически продвинутыми турбинами.
Судя по тематике твоего творчества похоже, что ты заинтересован в переосмыслении мифологии и религии, не так ли?
Моя мать — медиум, а мой отец — кондитер; конечно, не случайно, что я теперь отливаю фигуры различных культов и религий. Чтобы делать эти формы я хожу к приходским священникам или работаю с контактами или друзьями за границей. Так я встретился с братом короля Уиды (Бенин) Серигу Шейком Гейе в Тубе, Кадер из Алжира, а опыт резиденции в Японии сблизил меня с учителями буддизма в японской традиции.
Мне нравится идея объединять стигмы различных культов — архаичных и современных — в синкретическом общении; жить в глобализованном постиндустриальном мире и преобразовывать его в обстановке, достойной кенотафа или арки. Для меня главным является воплощение духовных форм. Я исследую пересечение намерений в глобальных коммуникационных сетях, отсюда следует присутствие светодиодов, проводящих проводов и энергии в моих инсталляциях.
Когда я рядом со статуями, у меня появляется чувство, словно я слышу их шёпот, мой ум очарован и мне нравится представлять то, как они видоизменялись в ходе процесса создания. Наверное, именно поэтому я почувствовал зов Африки с самого начала учебы в сфере изобразительного искусства. С тех пор я открыл для себя несколько стран и встретил прекрасных людей, верующих в Аллаха, Иисуса, культы вуду и духов. Я хочу контактировать с людьми, которые внимательны к загробной жизни, проявляя уважение к их культам и их предкам.
Сколько времени уходит у тебя на то, чтобы воплотить один проект, от концепции до конечной реализации?
Я с большим удовольствием работаю экспоненциально, собирая формы и идеи в ходе моих путешествий. Мой последний проект, Sourire aux Anges, является плодом трех лет наблюдения и 20 дней производства в мастерской. Когда я был, например, в Культурном центре Бенина или в Espace Diamant в Аяччо, мне удалось сделать работу на их территории в течение месяца. В настоящее время, имея ряд форм для отливки, я могу делать передвижные выставки.
Какой твой любимый проект?
В течение уже нескольких лет я работаю над проектом совместно с давним другом, который является марабутом (суфийским отшельником) Муриде в Сенегале, его зовут Серигу Чек Гей. Я встретил его, когда мне было 20 лет. В моих глазах он великий человек, который делает божественные предсказания, будучи ведомым волей Аллаха. Недавно я участвовал в великом Магале Тубы (ежегодное паломничество в Сенегале). Это церемония, прославляющая шейха Ахмаду Бамба Мбаке (1853-1927). Последний, считавшийся опасным французской колониальной администрацией, был заключен в тюрьму и депортирован в Габон, а затем в Мавританию. Его воззрения и его жизнь породили новое религиозное течение. Церемония Магал (на языке волоф: «Праздновать, отдавать дань уважения») отмечает насильственное изгнание этого духовного лидера. Чтобы отдать ему дань уважения по традиции принято приносить в жертву животных. В 2018 году я купил корову, мы её съели, и я сохранил кости животного, чтобы снять с них слепки в качестве свидетельства этого ритуала. В 2019 году я купил верблюда. Это самая почётная жертва в обществе, где я живу. Я хотел бы делать это каждый год, чтобы многие люди могли разделить со мной этот праздничный момент. Поэтому теперь я сотрудничаю с ювелиром Муриде, который работает с реликвиями, чтобы сделать подвески с костями верблюда, расплавляя столовое серебро из Франции (постколониальный вопрос и реституция косвенно пронизывают мою работу). Планируется, что я представлю весь проект осенью 2020 года в художественной школе Монпелье (Montpellier Art School) по приглашению Винсента Оноре (Vincent Honoré).
Интересно, что ты упомянул о чувствительности и стигматизации, ритуалах, о покупке животных, чтобы принести их в жертву. Ты не думаешь, что практика искусства таким образом отрицает идею уважения к жизни и чувствительность животного? Каково твоё мнение по этому поводу? Как ты это оправдываешь?
Прежде всего, я воспринимаю эти жертвоприношения животных как моменты заботы об окружающих в момент религиозного праздника. Во Франции мы убиваем животных, чтобы съесть их, не принимая во внимание, что у них может быть душа.
На Magal de Touba или других фестивалях, где я участвовал, жертвоприношение ритуализированно, оно более уважительно к животному.
С чисто практической точки зрения, верблюд дал возможность приготовить около 100 порций пищи в день в течение четырех дней. В этом ритуале есть что-то священное, что я хотел засвидетельствовать своими слепками.
Марабут восстановил священные части животного, чтобы сделать эликсиры для исцеления души, как это делали предки.
Что для тебя значит «миф»?
Я люблю питаться существующими мифами и историями. В последнее время я отлил Кадуцей (жезл Гермеса), который фигурирует в греческой мифологии, и вскоре я собираюсь сделать рог изобилия. Мне нравится поднимать в своём творчестве различные символы, которые я открываю для себя во время моих исследований и странствий.
Что было самым впечатляющим, что ты узнал во время работы над каким-либо проектом?
В 2016 году, в культурном центре Бенина, я имел честь сотрудничать с Ивом Аполлинером Кпеде (Yves Apollinaire Kpédé), ныне покойным. В 1992 году он построил мемориал «Дух призраков» на окраине Абомея. Это памятник в память о рабах, которые совершили переход к Новому Свету и чьи души бродят по Земле, не сумев найти путь света.
Колдун вуду дал мне консультацию по геомантии с ракушками, чтобы узнать, смогу ли я сделать слепок части памятника. Раковины откликнулись положительно и Ив Аполлинер Кпеде решил организовать большую церемонию в Эгуне как только я сделал бронзовые отливки.
По этому уникальному случаю он зарисовал памятник и слепки рабов. Это был волшебный момент.
Ты сам веришь в загробную жизнь? Что такое настоящая жизнь для тебя (с точки зрения материальности и повседневной рутины)?
Я верю в эволюцию нашего сознания после смерти и его способность полностью сопровождать нас в нашей нынешней жизни. Мне просто нравится быть в контакте с людьми, которые имеют эту чувствительную способность постоянно благодарить стихии вокруг них чтобы лучше воспринимать настоящее. Я понимаю, что мне иногда нужна подобная медитация, чтобы восстанавливать внутренний покой и развивать свою проницательность.
Любимые художники?
Я только что открыл для себя Джузеппе Фиорелли (Giuseppe Fiorelli), который около 1860 года делал слепки тел жителей Помпеев, вводя цемент внутрь оставшихся в породе полостей. Работа Ансельма Кифера (Anselm Kiefer) завораживает меня. Мне всегда нравились перформансы де Бас Яна Адера (de Bas Jan Ader), а также скульптуры сенегальца Соли Сиссе (Soly Cissé) и бенинца Киприена Токудагбы (Cyprien Tokoudagba).
Почему ты выбрал искусство как способ артикуляции своих выводов, сделанных во время исследования мифов и ритуалов? Почему ты избрал именно скульптуры как средство выражения?
У меня есть потребность работать с материей, подобно алхимику, чтобы попытаться понять явления, которые управляют нашим обществом.
Все твои проекты похожи на объекты археологических раскопок…
Я не пытаюсь сделать мои проекты похожим на археологические находки. Несовершенное отражение скорее связано с тем, что я хочу, чтобы материя была самостоятельной. Я делаю формы для отливки, я выбираю форму и материалы, но конечный результат зависит от посторонних факторов, таких как температура, путь, который материалы будут принимать внутри формы для отливки, и т.д. В этом есть что-то волшебное, и это завораживает меня.
Судя по фотографиям, проекты и объекты выставляются не только в галереях, но и как лэнд-арт. Насколько серьезно ты относишься к пространству, где выставляется твоё творчество? Где бы ты никогда не стал проводить выставку?
Мне нравится экспериментировать с экспозицией в белом кубе, но на данный момент я получаю большое удовольствие от мест, окруженных природой, или заброшенных локаций. Я не претендую на то, чтобы делать ленд-арт, так как я не работаю с природными материалами. Природа и заброшенные места открывают другую перспективу для зрителя. Я прежде всего хочу создавать такую среду, которая была бы запоминающейся.
Какая у тебя мечта?
Я мечтаю увидеть мир, в котором множество религий и мировоззрений пребывают в гармонии, сосуществуя без конфликтов.
