"Когда правила не поддаются критическому анализу, в рациональном или моральном плане, я не вижу причин им следовать."

В марте 2021 года вы объявили, что галерея Cinnnamon не будет работать в прежнем формате, и упомянули, что галерея – это скорее агентство, а не просто точка на карте. Повлияла ли пандемия на ваше решение, или это был более экзистенциальный поворот – не существовать в прежнем формате? 

Идея назревала в течение нескольких лет, но пандемия стала катализатором. Раньше я полушутя говорил, что единственная польза от физического пространства – это возможность принимать участие в художественных ярмарках. А выставки нужны для того, чтобы размещать фото инсталляций в Instagram. Мы много лет организовывали потрясающие выставки, но они ориентировались больше на художников и профессионалов от мира искусства, чем на коллекционеров. Однако с начала пандемии чуть ли не сто процентов наших продаж перестали быть связаны с показами. Мы всё чаще выходим на связь с нашими клиентами онлайн. Я думаю, что мир, включая мир искусства, будет выглядеть по-другому после пандемии. Это произойдёт не мгновенно и кардинально, но это неизбежно. Для меня настало время сделать шаг вперёд. 

Мне кажется, что рынок искусства претерпевает системный кризис. Формат “стен и стендов” исчерпал себя. Он продержится еще пару десятилетий, но это плохая бизнес-модель, так что это будет недолго. Но я не говорю, что у меня есть готовые ответы. Рынок находится в переходном периоде, и мы не можем в полной мере понять, как он будет развиваться в предстоящем десятилетии.

Niek Hendrix, Mouseion, 2018. CINNNAMON, Rotterdam
Esther Tielemans, The Past Inside the Present, 2017, CINNNAMON, Rotterdam
Robert Roest, Images for deep relaxation and physiological hygiene, 2019. CINNNAMON, Rotterdam

Роттердам останется основной площадкой для CINNNAMON, или галерея расширит свою деятельность и станет «кочевой»? 

Выставочная программа станет «кочевой», хотя я предпочитаю словосочетание «передвижная галерея». Мы не будем обосновываться в каком-то конкретном месте или городе. Нидерланды – маленькая страна, здесь легко передвигаться и находить интересные локации. После пандемии откроются возможности и для международных проектов.

Почему художник решил однажды открыть собственное пространство? Как вы начали управлять галереей? Сколько раз вам в голову приходила мысль бросить всё? 

Было несколько причин. Я хотел организовывать выставки. Я хотел говорить об искусстве. Я хотел писать об искусстве. Я хотел открывать для себя искусство, продвигать искусство, участвовать в карьерах художников, и я хотел творить, создавать что-то стоящее. Я хотел работать с людьми, а не с материалами, и мне хотелось вдохновляться.

Сначала я навёл кое-какие справки, составил план, поговорил с людьми в этой области. Когда я был готов, я нашел место и просто провёл церемонию открытия. Первые несколько лет я держался на голом энтузиазме, было много работы, но я получал от неё удовольствие! Галерея быстро приобрела хорошую репутацию на международной арене благодаря своей интересной программе. Признание на местном уровне было далеко не таким стремительным – я, конечно же, переоценил влияние международной репутации на местные продажи. 

Не уверен, что вы имеете в виду, говоря «бросить всё», но у меня определенно было желание сбежать.

Riette Wanders, Successor, 2021. CINNNAMON, Rotterdam
Theis Wendt, Void, 2017. Fine art print, frame, museum glass. 102 x 102 cm. Courtesy CINNNAMON, Rotterdam
Matthew Allen, I used to be darker, then I got lighter, 2018. CINNNAMON, Rotterdam

Как отличается видение художника от оптики галериста, смотрящих на одно и то же? 

Как художник, вы смотрите на искусство других людей с точки зрения своей собственной практики. Это может быть довольно эгоцентрический взгляд.

Как у галериста, у меня более открытый взгляд. Создание галерейной программы похоже на кураторство: я ищу связи, противоречия, я стремлюсь создавать диалог, который делает программу интересной в долгосрочной перспективе. Некоторые художники работают совершенно иначе, чем я в прошлом или сейчас. Тем не менее, я должен иметь какую-то связь с их творчеством. Я вижу частичку себя во всех работах художников галереи. Это очень личное, ведь я выставляю то, что купил бы как коллекционер. Я знаю, это не похоже на хорошую бизнес-стратегию. Увлечение сильнее моды.

Как галерист-арт-дилер, в отличие от галериста-создателя программной части, я должен искать то, что, по моему мнению, продастся.

В чем суть профессиональной жизни галериста? Как характер сбора, экспонирования, продвижения и продажи предметов искусства изменился с появлением технологий?

Думаю, он изменился даже за то относительно короткое время, в течение которого я этим занимаюсь. Переход в онлайн неизбежен. Сейчас большинство людей видят произведения искусства только в сети Интернет через Instagram или специализированные арт-платформы. Это и хорошо, и плохо. Мы привлекаем гораздо большее число людей, но если само искусство не цифровое, его следует видеть в реальной жизни, его «ауру», так сказать, нужно прочувствовать физически.

Micha Patiniott, Babooshka-ya-ya!, 2018. CINNNAMON, Rotterdam

Где проходит граница, которая отличает новое поколение коллекционеров от предыдущего? Это поколение просто моложе, или в профессиональной практике есть какие-то новые принципы, не зависящие от возраста?

Думаю, новое поколение коллекционеров действует более независимо. Молодые люди иначе потребляют информацию. Они переходят в онлайн-формат и лучше ориентируются в нескольких социальных сетях. Опора на опыт нескольких местных галеристов не так важна. Нам, галеристам, необходимо перевоплотиться, чтобы привлечь новое поколение. Новые технологии и меняющийся рынок влияют и на старшее поколение коллекционеров, но, возможно, в меньшей степени. У меня сложилось впечатление, что большинство старых коллекционеров предпочитают иметь дело с существующими контактами и будут менее открыты для онлайн-галерей. Но это, конечно же, обобщение.

Одна из основных тем галереи Cinnamon – исследование и изображение новой материальности и цифровизации различных сфер нашей жизни. Как долго этот «тренд» будет влиять на искусство, с вашей точки зрения, и что может прийти после? «Пост-нью материальность»? 

Если считать это «трендом», возможно, он уже закончился. Новое популярное веяние – политика идентичности, которая меня не особо цепляет. Однако цифровизация – это больше, чем тренд. Цифровые технологии являются частью жизни и продолжат развиваться, поэтому художники продолжат переосмысливать их. Для меня это остается интересным, особенно в отношении традиционных средств коммуникации. Я пока не вижу следующего доминирующего веяния. Сейчас внимание уделяется как материалам, так и цифровым технологиям. Однако, по-моему, молодое поколение художников гораздо лучше осознает влияние материалов на окружающую среду. Думаю, пластика станет меньше. Кроме того, возвращение к «ауре» указывает на то, что будет меньше «глянцевой» эстетики. Печать на дибонде не заинтересовала рынок искусства в целом. По крайней мере, судя по моему опыту.

Rachel de Joode, Connective Tissue, 2015. CINNNAMON, Rotterdam
Filip Vervaet, Where do we come from? Where are we going?, 2017. CINNNAMON, Rotterdam

Разве возврат к «ауре» возможен после того, как В. Беньямин фактически приговорил её к «смерти» в эпоху механического производства? Что такое “аура” в пост-цифровое время?

Я обращаюсь здесь к слову «аура» в том смысле, в котором Вальтер Беньямин проблематизировал его в эпоху технического воспроизводства. Доступность репродукции произведений искусства в цифровом виде можно рассматривать как еще один вызов понятию «ауры», так называемой «души» произведения искусства, которая связана с его уникальностью. Людям просто-напросто нравится видеть следы процесса изготовления, видеть руку художника в работе, ощущать запах еще не высохшей краски.

Как изменились отношения между галеристами, коллекционерами и организаторами арт-ярмарок с момента создания платформ подачи заявок и онлайн-галерей? 

Думаю, мы достигли предела с арт-ярмарками. Художественные ярмарки играют не последнюю роль в системном кризисе рынка искусства, о котором я упоминал ранее, но именно галереи создали эту проблему, так сильно сосредоточившись на арт-ярмарках. Они готовы потерять деньги, чтобы продвинуться вверх по иерархии. Нужно понимать сущность арт-ярмарок для галерей малого и среднего уровня. Это огромный финансовый риск, и ярмарки, в первую очередь, ориентированы не на искусство, а на рынок. Выживание в этой системе – это испытание на выносливость; в данном случае выносливость означает наличие достаточно толстого кошелька, чтобы выдержать конкуренцию в последующие годы.

Что касается маленьких и молодых галерей, наша добавленная стоимость для ярмарок – это развлечение для клиентов более крупных галерей. Мы привозим новое, что-то, что они могут «открыть», но коллекционеры, в основном, традиционно скупают известных художников в крупных галереях. Как нелестно сформулировал Джерри Зальц, игра называется «не отстать от Гагосяна». Что ж, невозможно делать это и одновременно запускать кураторскую программу, если у вас нет толстого кошелька. Арт-ярмарки имеют свою забавную сторону, и мне иногда везло с продажами, но я правда считаю, что система вышла из-под контроля.

Всё это, конечно же, замечают и организаторы арт-ярмарок, и коллекционеры, и галеристы. Арт-ярмарки переходят в онлайн. Мы увидели, что пандемия оказала огромное влияние на эту сферу – почти каждая крупная ярмарка в прошлом году имела своё онлайн-издание. Я читал очень неоднозначные отчёты о результатах. Громкие имена продаются, коллекционеры вкладываются в них как в инвестицию. Но время, которое коллекционеры тратят на онлайн-ярмарки, очень ограничено. Если вы мелкая сошка в большом пруду, вас просто не заметят. Поэтому я думаю, что было бы разумно искать альтернативы. Больше внимания уделять другим типам сотрудничества или местным инициативам для создания новых сетей.

Indrikis Gelzis, Pause for the Cause, 2019. CINNNAMON, Rotterdam
Sarah & Charles, Vein Viewer II, 2016. CINNNAMON, Rotterdam
Sarah-Jane Hoffmann, The Absent Body, 2016. CINNNAMON, Rotterdam

Каким вы видите баланс между искусством как частью бизнеса и искусством как формой отображения окружающего мира, включающего торговлю и бизнес?

Это сложная тема. Я думаю, что почти невозможно достичь такого баланса, и я также думаю, что именно поэтому отношения между искусством как отображением мира и искусством как товаром являются одними из самых занимательных. Некоторым художникам, таким как Энди Уорхол или Джефф Кунс, удалось найти баланс, поставив в центр творчества коммерцию и брендинг, хотя я не думаю, что этот подход действительно успешен как искусство. В конце концов, их цинизм не производит должного эффекта. Возможно, нам не стоит беспокоиться о таком балансе. В повестке моей галереи почти нет художественных размышлений о мире бизнеса. Некоторые из представленных мною работ критикуют его в более неявной и философской манере.

Вы из тех людей, которые нарушают правила, по которым играют в мире профессионалов, или, скорее, галерист, который пытается уберечь знакомую систему от серьезных проблем?

Я всегда был человеком, бросающим вызов правилам. Не ради самого нарушения правил. Но когда правила не поддаются критическому анализу, в рациональном или моральном плане, я не вижу причин им следовать . Хотя я ратую за сплочённость общества и выступаю в роли посредника, не в моей природе следовать групповому мышлению. Как я уже говорил выше, обсуждая галереи и арт-ярмарки, многие правила, нормы и социальные кодексы не имеют для меня смысла. В то же время я хорошо понимаю, что «система» вознаграждает тех, кто ей подыгрывает, и что выход из строя – это риск. Пока что пытаюсь найти баланс.

Я считаю, что мы находимся на переходном этапе. Растёт раскол между коммерцией, с одной стороны, и контентом и курированием, с другой. Некоторые из самых быстрорастущих компаний на рынке искусства, такие как Avant Arte, прекрасно разбираются в онлайн-рынке. Они не обременены неписаными правилами мира искусства и понимают, что это также относится и к более молодым покупателям, которых они обслуживают. Их не волнуют «программы», и их отталкивает элитарность, присущая традиционному рынку. Я думаю, что анти-элитарность – это глоток свежего воздуха, но этот современный рыночный подход является слишком коммерческим. С другой стороны – мега-галереи. Эти две стороны рынка найдут друг друга. Я считаю, что роль маленьких и более идейных галерей будет всё более нишевой. То есть иметь более локальное значение или масштаб в глобальном плане, но в рамках чётко определённой специализации или подкатегории.

Я должен выяснить, какой будет моя роль в будущем. Похоже, я буду ориентироваться на контент, а не на коммерцию. Это станет возможным, если изменить формат и снизить накладные расходы.

Frido Evers, Harvester, 2019. CINNNAMON, Rotterdam
Eva Spierenburg, holding a fish to avoid sinking, 2020. CINNNAMON, Rotterdam

В чем суть ваших отношений с художниками: деловой интерес, перспектива будущих инвестиций или дружба? Может ли молодой художник просто написать вам в Instagram Direct со словами: «Здравствуйте, Питер, могу ли я показать вам своё портфолио»? 

Это зависит от художника. Отношения между художником и галеристом уникальны. С кем-то ты дружишь, с кем-то держишься по-деловому. Но всё всегда начинается с интереса к работе. Я не мог бы работать на художника, чьи работы мне бы не нравились или которого я бы не признавал. Думаю, что в более широком смысле галерея – это ещё и сеть. Есть солидарность, есть дружба – некоторые художники дружат и между собой – но, в конце концов, это деловые отношения. Я тот, кто задаёт направление развития для галереи. Иногда в долгосрочной перспективе интересы и взгляды не совпадают, но всё идёт своим чередом, и это нормально. Это не клятва «пока смерть не разлучит нас», это излишне романтический взгляд на деловые отношения. Тем не менее, я преданный по характеру.

Художники всегда могут связаться со мной через Instagram, но, пожалуйста, поймите, что я не всегда могу ответить. Это не личные обиды.

Lars Morell, Fog Reader, 2018. CINNNAMON, Rotterdam
Jonathan van Doornum, Thoughts about Giving and Receiving, 2020. Epoxy clay, pigments, stainless steel, button batteries, key ring and brass ball chain, 40 x 60 x 185 cm. Courtesy CINNNAMON, Rotterdam

Каков прогноз Питера Доббельстина для мирового арт-рынка на ближайшие 2-3 года? 

Я думаю, что локальное – это новое глобальное. Художник от искусства, потакающего вкусам иностранных туристов, вышел из моды.

Онлайн-активность будет расти, инвестиции в онлайн-платформы и презентации увеличатся. Молодые, технически подкованные интернет-предприниматели будут всё чаще признаваться участниками рынка. Трансформация идёт полным ходом.

Мега-галереи сохранят или укрепят свои позиции. Новые галереи будут по-прежнему открываться теми, у кого есть деньги, другие будут закрываться, когда деньги закончатся. Постепенно традиционный формат оффлайн-точек исчезнет, но это вопрос не двух-трёх лет, как мне кажется, а вопрос десятилетий.

Художественные ярмарки попытаются найти для себя новые формы, чтобы выжить, либо осваивая Интернет, либо организуя более мелкие локальные мероприятия.

Что касается искусства, которое будет иметь успех в ближайшие годы… Я думаю, что художницы и небелокожие художники продолжат процветать в англоязычном мире, этот тренд ещё не закончился. Экспрессивно-фигуративная живопись останется надежным вариантом для покупателей произведений искусства.

Я не уверен насчёт шумихи вокруг NFT. Думаю, что технология блокчейн никуда не денется, но неясно, в какой степени она будет воспринята традиционным рынком современного искусства. Пока что произведения, которые я вижу на NFT-платформах, – это полная противоположность высокому искусству, это, в основном, девиантное искусство с ценником. Маловероятно, что традиционное искусство найдет своё место в криптовалютном мире, поэтому технологии придётся импортировать в этот консервативный мир. Думаю, перспектива интересная, но традиционное искусство медленно приспосабливается к нововведениям.

Jakup Auce by John Gillis, Explicit, Scratches and Objects, 2017. CINNNAMON, Rotterdam
Jan Bokma, Light for Cows, 2019. CINNNAMON, Rotterdam