Что является главным медиумом твоей кураторской практики: выставка или текст?
Кураторская практика – это гораздо больше, чем кураторский текст, даже если речь идет о выставке текстов или текстовой выставке. Я бы переформулировал вопрос так: что является вдохновением для выставки, как куратор ее продумывает? Наверняка на этот вопрос можно ответить по-разному, но главными составляющими всегда будут произведения искусства и художники. Даже если мы отталкиваемся от кураторского высказывания, это высказывание всегда составляется с точки зрения произведений искусства и художественных практик.
Как бы ты описал собственный кураторский язык? Из каких элементов он состоит?
Я стараюсь избегать категоризации в отношении своей кураторской практики. Куратор никогда не начинает свою работу в пустом пространстве. У этого пространства всегда есть определенная история, физические параметры, а также другие неуловимые и изменчивые факторы. Любая выставка всегда вдохновляется определенной обстановкой, социально-политическим контекстом и художественными практиками. Мы можем представить выставку как диалог между всеми этими элементами, и такой диалог может развиваться в любом направлении. Если рассматривать глобальный мир искусства как сеть различных экосистем, то мы будем совершенно по-разному взаимодействовать с художниками, которые создают свои работы при помощи микроорганизмов, и с художниками, цель которых – свержение диктатуры. Особенно актуально это для настоящего времени, когда мир нуждается в неотложных экологических и социально-политических действиях и идеях. Но, опять же, искусство – это не экология и не политика. Обычно искусство возникает и воздействует на зрителя в пространстве культуры. Таким образом, речь идет о важности и символической силе художественных практик в более широком культурном контексте. Поэтому я бы сформулировал свою кураторскую задачу как попытку найти способ создать условия для новой коммуникации, которая позволит исследовать границы культурного и кураторского контекстов.
Ты и художник, и куратор. Какой аспект преобладает в твоей профессиональной практике?
Хотя грань между художником и куратором существует, ее роль явно преувеличена. В более широком смысле каждый из нас ежедневно является и художником, и куратором. Я приверженец концепции социальной скульптуры Йозефа Бойса. В 1970-х он заявил, что абсолютно всё является искусством, к любому аспекту жизни можно подойти творчески – поэтому у каждого человека есть возможность стать художником или, при желании, куратором.
Каковы основные различия между художественным жестом и кураторским высказыванием?
Это опасный вопрос (смеется). Как жест, так и высказывание могут принадлежать и художнику, и куратору, поэтому мы должны говорить скорее о различиях между жестом и высказыванием. Мне кажется, высказывание само по себе отличается смелостью и прямотой, однако жест, оставаясь поэтичным и тонким, порой может оказать не менее сильное воздействие.
Glass vessels feature different yogurt bacterias –– one colonised with Lactobacillus reuteri bacteria and the other with Streptococcus thermophilus bacteria. If yogurt is consumed for a longer time, it should differently impact one’s well-being. For example, the yogurt with Lactobacillus reuteri bacteria should strengthen a sense of empathy, and the one with Streptococcus thermophilus should help those who experience lactose intolerance. Additionally, provided electrical devices inform the consumer about the pH of yogurt and suggest how much the yogurt has fermented. The objects question the ecology of humans, the impact of the microbiome on humans and self-healing strategies. Photo: Andrej Vasilenko.
Власть играет здесь какую-то роль? Например, как «репрессивное» отношение куратора к художнику, которое часто обсуждается.
Да, любая иерархия – это вопрос власти, и подавлять другого может как художник, так и куратор. Я знаком с обеими сторонами (смеется). В то же время работа в сфере искусства часто приносит раскрепощение и чувство свободы. Наверное, именно это меня и привлекло. Мир искусства удивителен. То, что сегодня имеет значение, завтра может оказаться устаревшим – и наоборот.
По одному из определений, куратор – это тот, кто высвечивает скрытые элементы, делает их видимыми. Как ты находишь новые имена? По каким критериям оцениваешь художественные работы?
На работу куратора влияют два основных фактора: незнание и любовь.
Незнание может относиться к деятельности самого куратора – каждый проект и полученный опыт позволяют узнавать что-то новое. Незнание также может относиться к контексту – если кто-то или что-то, например, объект или знание, являются редкими, неизвестными или мало освещены, их ценность возрастает. Она также возрастает, если нас значительно разделяют пространство или время.
Что же касается любви – мне нравится слова Грэма Хармана в его работе «Третий стол»: настоящее – это то, что нельзя познать, его можно только любить. В своей кураторской практике и выставках в целом я предпочитаю опосредованное отношение куратора к искусству, к произведениям искусства – когда произведения искусства не инструментализированы, остаются открытыми, разжигают страсть и стимулируют дискуссию.
A collection of custom glass vases that feature diverse yogurts. The objects are filled up with yogurt containing different bacteria, including Lactobacillus reuteri, Streptococcus thermophilus, Bifidobacterium lactis, Leuconostoc spp., and a mix of each. Depending on the mood or the experience one anticipates experience, one may choose to consume one or the other yogurt. The installation offers the audience the chance to experience their well-being in relation to the consumed beverages each with diverse microorganisms. Photo: Andrej Vasilenko.
Институциональный кризис и возможность выхода за границы институциональных пространств активно обсуждаются последние 10 лет. Твоя профессиональная практика ограничена стенами какой-либо институции сейчас?
Институциональная критика находится в институциональном кризисе – это наверняка. Если перефразировать Граучо Маркса, который сказал, что «брак – прекрасная институция, но кому охота жить в институции?» – кому охота работать в институции? Существует необходимость деинституционализировать эту область и бороться против ее рационализации и соперничества между участниками. Мне кажется, именно поэтому, например, современные художники лет десять назад снова полюбили поэзию. В поэзии невозможны игры власти, нельзя заставить кого-то быть поэтичным.
Тем не менее, я считаю, что разделение на фрилансеров и сотрудников институций – надуманное. Если смотреть шире, то и художник, и куратор, и критик – все, кто работает в сфере современного искусства – это отдельная институция. Поэтому главный вопрос в том, как критически взглянуть на себя и как не забывать о постоянно меняющемся соотношении сил.
Существует ли напряженность между институцией и дискурсом? Какие отношения их связывают?
Дискурс – это особый язык, который создают и на котором говорят институции. Язык, который мы используем для коммуникации – например, английский – это еще одна институция. Что же тогда такое привычные нам институции? Все они – игроки в сфере искусства. Они говорят разными голосами и включают в себя отдельных художников, кураторов, критиков, галеристов, зрителей, музеи, и т.д. а также их (не)регулируемые сочетания.
В одной из твоих лекций ты сказал “Прощай” Белому Кубу. Действительно ли мы можем выйти за пределы его власти?
Сегодня у каждого в кармане есть очень мощный многофункциональный инструмент – смартфон. Смартфон снабжен сканером, камерами (глазами), он позволяет нам просматривать сайты, аудиовизуальные материалы, комментировать, общаться, играть роли, программировать, скроллить. Его можно касаться, он может вибрировать, использует искусственный интеллект, позволяет погрузиться в виртуальную реальность и т.д. Он гибридизирует пространство перед нашими глазами и телами, превращает его во что-то совершенно новое, что мы пока неспособны описать словами.
Мне кажется, что белый куб рассыпается – но как выставочная концепция он останется в истории навсегда. Те же, кто утверждает, что в будущем белый куб должен стать зеленым, гибридным, квир-, эко- или био-, все равно говорят о том же самом белом кубе. Даже электронная архитектура интернет-выставок выстроена так, словно они проходят внутри гипсовых стен куба. Довольно странно, правда? Наше восприятие пространства обусловлено евклидовой геометрией. Тем не менее, в условиях пандемии оно начало изменяться. Сегодня даже консервативные музеи проводят виртуальные открытия выставок – это ведет к гибридизации и новому пониманию того, каким может быть потенциальное выставочное пространство.
Что может выступить в качестве альтернативы белому кубу в онлайн-пространстве? Онлайн-платформы, NFT?
Любое занятие можно представить как произведение искусства – от чистки картошки, как предлагал Бойс, до садоводства, от демонстраций (в случае Беларуси) до выхода в открытый космос, и это касается не только онлайн пространства. Но онлайн-платформы мне нравятся – это быстрый, дешевый и независимый способ создания и продвижения выставок. Они помогают как художникам, так и зрителям, особенно если люди живут в местах, где современное искусство не так доступно, не получает должной поддержки или даже подвергается гонениям. Также платформы – это отличный многофункциональный инструмент для налаживания связей и проведения исследований. Художник из Хабаровска может впечатлиться искусством Мексики, а художник из Праги может вдохновить художника из Йоханнесбурга, и наоборот.
И, наконец, есть надежда, что в будущем искусственный интеллект будет располагать достаточной базой данных, чтобы наконец выяснить, что это значит – быть художником. (смеется)
Вместе с João Laia ты курируешь 14-ю Балтийскую триеннале, которая, вне всяких сомнений, является одним из важнейших событий Балтийского региона. Назначая вас кураторами, директор Центра современного искусства в Вильнюсе Кястутис Куйзинас отметил следующее: «Триеннале как никогда нуждается в кураторе, который способен привлечь внимание международной публики, имея при этом глубокое понимание местного искусства».
Почему мы до сих пор обозначаем право на собственное существование и необходимость быть замеченными через признание извне? Что значит это «извне» для локации внутри Европы?
Мне нравится последний вопрос. Это характерный симптом бывшего, так называемого, восточноевропейского пространства. Пытаясь сбежать от собственной неуверенности, мы пытаемся получить признание за пределами своего региона. Но вместо того, чтобы пытаться доказать свое существование внешнему миру, нам было бы полезнее сотрудничать между собой, быть более ответственными за самостоятельное написание собственной истории, наработку своих знаний.
Цель 14-й Балтийской Триеннале – рассмотреть роль современного искусства в постоянно меняющемся социально-политическом ландшафте бывшей Восточной Европы. Это неоднородный и динамичный ландшафт, он разделен на части, фрагментирован и калейдоскопичен. Однако как ему в целом, так и его частям присущи определенные повторяющиеся токсические тенденции: авторитаризм, коррупция, национализм, гомофобия, женоненавистничество, экологическая и прочая токсичность, неолиберализм крайних форм и т.д. Замороженные военные конфликты (Карабахский конфликт, ситуация в Украине и т.д.) и массовые протесты (в Беларуси, Венгрии или Польше) усугубляют локальные кризисы, но в то же время дают надежду на возникновение новых реалий – особенно это касается мирных демонстраций в Беларуси.
Я использую здесь термин «бывшая Восточная Европа» для удобства, хотя он и не вполне однозначен. Литву, к примеру, можно считать частью как (бывшей) Восточной Европы, так и бывшего Восточного блока, Центрально-Восточной Европы, бывшего СССР, стран Балтии, Нового Востока и т.д. Недавно она стала частью Северной Европы.Это иллюстрация того, что данный регион является очень динамичным полигоном для новых и зачастую конфликтующих между собой социально-политических векторов. Собственно поэтому, это крайне интересное место для жизни и работы.
